Николай Ежов и гибель Суламифь

Николай Ежов, «кровавый карлик», свое жуткое предназначение  выполнил, а вождь решил притормозить маховик репрессий, теперь грозивший полностью дезорганизовать административное управление и экономическое производство в огромной стране.

Отношение «Хозяина» к Николаю Ежову и его деятельной супруге разительно измениось.

В состоянии полной депрессии Суламифь (Евгения Хаютина-Ежова) вместе с подругой-компаньонкой Гликиной уезжает в Крым. «Колюшенька, — пишет она оттуда Николаю Ежову, — в Москве я была в таком безумном состоянии, что не могла даже поговорить с тобой. А поговорить очень хочется. Хочется подвести итог нашей совместной, и не только совместной, а своей жизни, потому что чувствую, что жизнь моя окончена. Не знаю, хватит ли сил все пережить. Очень тебя прошу, и не только прошу, а настаиваю, проверить всю мою жизнь, всю меня. Я не могу примириться с мыслью о том, что меня подозревают в двурушничестве, в каких-то несодеянных преступлениях. Очень это незаслуженно, и так меня подкосило, что чувствую себя живым трупом…. Как я одинока и как незаслуженно глубоко несчастна. А дальше что? Страшно подумать. Мечусь по комнатам, хочется кричать, бежать. Куда? К кому? Кто поверит? Ты должен проверить все, молю тебя.

Женя»

Также в этом письме Хаютина-Ежова пишет, что «честно работала, тратя все силы и энергию на работу», что боится остаться «одной, запятнанной, опозоренной, живым трупом».

После получения этого письма Николай Ежов вернул уже нездоровую душевно супругу в Москву. Состояние ее не улучшалось, и она в конце октября 1938 года была госпитализирована в стационар для лечения нервно-психических заболеваний. У нее наблюдались основные признаки психотического состояния – галлюцинации. Периоды ажитации сменялись депрессивными эпизодами, в эти моменты она вновь высказывала мысли о самоубийстве.

Самоубийство или убийство?

Начался ноябрь, Суламифь не выздоравливала. Между тем, время отмеренное Николаю Ежову Сталиным на посту начальника НКВД подходило к концу. Так же, как и время отмеренное «светской» жене наркома.

Близкий знакомый Николая Ежова Дементьев показал позднее, что нарком незадолго перед трагедией выдал Зинаиде Гликиной таблетки люминала и фигурку гнома, чтобы она отвезла все это Суламифь. Фигурка гнома (символизирующая последнее единение с низкорослым мужем?)  означала, что Николаю Ежову и Суламифь надеяться уже не на что. О зловещем значении получения этой фигурки они договорились заранее.  После визита Гликиной в больницу, 19 ноября 1938 года приблизительно около шести на вечернем обходе  врач зашла к Суламифь, однако, против обыкновения, в это время она спала. Доктор попыталась разбудить ее, но не смогла этого сделать. Зрачки были сужены,  на свет реагировали вяло. Экстренное промывание желудка позволило обнаружить в промывных водах средство из группы барбитуратов. Экстренные мероприятия не имели успеха, состояние продолжало оставаться тяжелым. Через двое суток Суламифь скончалась. Патологоанатомический диагноз: «Отравление люминалом. Отек легких».

Приемная дочь Николая Ежова и Хаютиной Наталья через много лет описала в письме существенно иные обстоятельства гибели Суламифь, со слов родной сестры  Николая Ежова  Евдокии Ивановны. Она рассказала следующее:

«…Женя позвонила мне из клиники и сказала, чтобы я взяла у Коли машину, так как ее выписывают. Я приехала, меня пропустили в палату. И что же я вижу? Женя лежит белая, как стена, и уже лишилась дара речи. Глазами показала мне на тумбочку. Там лежало письмо, естественно, без подписи. В нем ее обвиняли в том, что она все наши секретные строительства передавала за границу.  Женя взяла карандаш и написала на конверте: „Я не виновата!“  Тогда я спросила медсестер, что же они все стоят и даже укол не поставят. А они ответили, что она никому не дается и что ждут ее лечащего профессора.  Приехал, сделал укол, а мне сказал: „Поезжайте домой, как только она проснется, мы вам позвоним“.

И позвонили — на следующий день, в 11 часов утра — „забрать труп“».

«Так что и по сей день неизвестно, — добавляет приемная дочь Ежовых, — заставили профессора „вломить“ такую дозу люминала или припугнули, но результат был налицо. И когда я подавала на реабилитацию отца, то с него сняли отравление жены, оставили только расстрелы, но от этого уже никуда не деться…»