Николай Ежов, запои и плохое самочувствие
Николай Ежова,«железный» нарком, помимо постоянного пьянства, погружался также в запои, которые могли занять выходные и захватить еще несколько дней. Однажды, в одно похмельное утро, когда Николай Ежов чувствовал себя отвратительно (даже взял больничный), в дверь его квартиры позвонили. По обыкновению, прямо на квартиру к нему приехал его высокопоставленный подчиненный, начальник Ленинградского областного управления НКВД Леонид Михайлович Заковский (расстрелян в августе 1938). В Ленинграде Заковский после убийства Кирова сменил в качестве начальника НКВД Филиппа Медведя. С его подачи тысячи Николаевых, простых однофамильцев убийцы Кирова Леонида Николаева, были репрессированы.Одним из первых в большевистской стране Заковский стал заниматься еще и своеобразным «маркетингом репрессий», создал для рабочих, крестьян и советских служащих своеобразное популярное руководство о стукачестве. Для массового читателя выпускали большими тиражами брошюрки с названиями: «Правые троцкисты — агенты иностранных разведок», «Кровавые методы врагов народа». В одной из брошюр он дал совет и детям, которым в доступной форме было разъяснено, как информировать «органы» о контрреволюционных разговорах родителей. По его примеру, напоминающие комиксы книжечки, руководство НКВД стало тиражировать и других областях. По итогам своей работы в Ленинграде Заковский был награжден орденом Ленина. Да вот незадача, сведения о «пьянстве и бытовом разложении» («Ленечка» развлекался со шлюхами, а как же!) Заковского в Ленинграде были анонимно доведены «благодарными» коллегами-стукачами до самого Иосифа Виссарионовича, который высказал определенное недовольство этими фактами. Ежов, бывший тогда у Сталина в фаворе, начал принимать меры чтобы помочь верному собутыльнику и попытаться забрать его на повышение в Москву – своим заместителем и начальником московского управления НКВД. Как и Николай Ежов, Леонид Михайлович был алкоголиком, и вероятно, совместные возлияния сблизили их настолько, что они давно перешли на «ты». «Ленечку» Ежов частенько вызывал из Ленинграда в Москву без всякой необходимости и всегда приглашал погостить у него дома. Программа визита Заковского была проста – четырех-пятидневный запой на квартире начальника.
И поскольку для алкоголиков пьянство объяснением недомогания никогда не является, Заковский высказал недомогающему с похмелья шефу идею его отравления «врагами народа». Николай Ежов к этому предположению отнесся очень серьезно. Для начала «железный» нарком перестал обедать в столовой НКВД, ведь, как он думал, враги народа могли отравить его пищу. Однако при этом бросить пить он так и не попробовал, а потому бессоница, снижение аппетита и голокружение беспокоили Николая Ежова по-прежнему.
Николай Ежов и ртутные диверсанты
Далее нарком приказал провести токсикологическую экспертизу своего служебного кабинета, чтобы выяснить, не подвергались ли его обстановка обработке каким-либо ядом. Заместитель Николая Ежова Фриновский и начальник оперативного отдела Николаев-Журид стали допрашивать давно арестованного предшественника Ежова Ягоду, которого к тому времени еще не расстреляли. Ягода отрицал указания отравить Николая Ежова, однако тот приказал Фриновскому поработать со своим бывшим шефом «тщательнее». Николаеву-Журиду было предписано выяснить у военных химиков гипотетические пути обработки кабинета Ежова отравляющим веществом. Химики запросили на экспертизу предметы обстановки наркомовского кабинета. Им были представлены кожаное кресло, оконные занавеси, напольный ковер, один ящик от письменного стола и два телефонных аппарата. Хорошо знакомые военным химикам боевые отравляющие вещества, иприт и люизит, обнаружены не были. Начальник Военно-химической академии попросил описать симптомы недомогания железного наркома и констатировал, что указанные симптомы могут наблюдаться при отравлении свинцом или ртутью. Свинец в присланных предметах обстановки отсутствовал, а вот ртуть была обнаружена, правда в концентрациях далеких от значимых. Сотрудники Оперативного отдела с поставленным «чекистским чутьем» сразу вспомнили, что за неделю до этого в одном из домов, где проживали сотрудники НКВД, у вахтера был обнаружен пузырек с ртутью. Николай Ежов переехал в новый кабинет, однако теперь ему пришла в голову мысль поискать следы ртути не только в кабинете, но и в своей старой квартире в Большом Кисельном переулке, в новой – в Кремле, а также на загородной даче в Мещерино. Военные химики отрапортовали – следы ртути обнаружены на всех трех объектах. Правда, в количестве, недостаточном для отравления, но кого могли интересовать такие мелочи?
Но если в бывший служебный кабинет наркома злонамеренные подручные Ягоды еще могли проникнуть хотя бы теоретически, то в новой кремлевской квартире их просто не могло быть по определению. Однако и об этих подробностях никто также не задумывался.
Что касается непосредственно обнаруженных следов ртути – сразу провели, как посоветовали химики, специальную обработку. Поменяли всю прислугу (а как же – все знают, что при социализме у партийной и советской элиты, начиная с определенного номенклатурного уровня, всегда имелась прислуга, такое вот равенство трудящихся).
Николай Ежов и военные химики
Через некоторое время провели повторный анализ – ртуть из воздуха исчезла. Дальше – больше, принялись искать яды и смертельно опасные бактерии на предметах, которые могли контактировать с кровеносным руслом драгоценного наркома, то есть с опасной бритвой и ремнем для ее правки. По всем правилам медицинской токсикологии смывы с опасной бритвы и соскобы с ремня после специальной химической консервации и стабилизации ввели подкожно лабораторным кроликам. Все кролики, к вящему сожалению следователей, остались здоровы. Затем те же самые смывы и соскобы посеяли питательный бульон. Потом бульонная культура была перенесена на агар-агар. Все, что там выросло, снова инъекционно ввели кроликам, но они вновь не пострадали. Вслед за этим, смывы с лезвий опасной бритвы и масса, соскобленная с ремня для правки бритвы, были посеяны на питательный бульон. После суток пребывания в термостате выросшие микробные культуры были традиционно перенесены на агар-агар, и выросшие на нем колонии микроорганизмов опять же затем ввели кроликам, что, как и в прошлый раз, не причинило им никакого вреда. Служебное раж военных химиков и микробиологов перед Николаем Ежовым было очень велик, что, конечно же, вполне объяснимо.
В дополнение к масштабным экспериментам с кроликами они мужественно решили провести испытания на себе. Бритвенными лезвиями, которыми пользовался Ежов, четверо исследователей выбрили себе предплечья, однако и в этом случае, к счастью для них, ничего не произошло.
После этого объектом пристального внимания чекистов и токсикологов стала моча Николая Ежова.
Каждые несколько дней, на протяжении почти полутора лет, бутылки с мочой «железного» наркома передавались в химическую лабораторию Института профессиональных заболеваний или в биохимическую лабораторию Всесоюзного института экспериментальной медицины, и время от времени обе организации сообщали об обнаружении ртути. Поскольку, как принято считать в токсикологии, выделение ртути организмом происходит в основном в первые три-четыре недели после контакта с вредным химическим элементом, регулярное появление его в моче могло свидетельствовать о продолжающихся попытках отравления Николая Ивановича. Когда Николай Ежов в очередной раз узнавал о «плохих» анализах, он реагировал болезненно: в кабинете меняли обстановку, проводили демеркуризацию (нейтрализацию ртути). Тщетные попытки изменения ситуации заставили недавно назначенного начальника отдела охраны главного управления НКВД Израиля Дагина обратиться к «кремлевскому» врачу профессору В.Н.Виноградову с просьбой объяснить, как может обнаруживаться ртуть в моче человека, который не имеет с ней контакта. Профессор высказал обоснованное, но весьма рискованное для него лично заключение: выделение ртути с мочой может быть связано с употреблением Николаем Ежовым в прошлом ртутьсодержащих препаратов, которые в те времена применялись в основном для лечения сифилиса. В этом случае в организме пациента образуется «депо» солей ртути, выделяющихся почками с мочой после употребления больным больших доз спиртного. Как ни странно, но после такого заключения Виноградова никто не тронул (до дела врачей в 1950-х). На процессе по делу Ягоды, попытка отравления товарища Николая Ежова фигурировала в обвинительном заключении.